Физическое благополучие ребёнка в большой степени зависит
от его нервно-психического состояния. Значительное число
болезней имеет психогенную этиологию (аллергия, часть сердечно-сосудистых
и гастроэнтерологических заболеваний и др.). Получившая
подтверждение в многочисленных научных данных, эта связь
давно зафиксирована на уровне житейского знания в выражении
"все болезни от нервов".
Психологическое состояние детей заметно влияет также на
протекание тех заболеваний, которые имеют чисто соматическое
происхождение. С эмоциональным состоянием ребёнка связана
сопротивляемость организма, качество сна, аппетит, готовность
детей сотрудничать с врачами. От эмоционального фона, на
котором разворачивалось лечение, зависит формирование у
детей доверия к медицине вообще, то есть готовность в будущем
(даже и во взрослом возрасте) прибегать к профессиональной
медицинской помощи.
Поэтому так важно понимать, от чего зависит само нервно-психическое
состояние ребёнка, какие факторы ухудшают его и что может
быть сделано для его оптимизации.
Важным фактором психологического состояния ребёнка являются
его отношения с родителями. И на нынешнем семинаре не раз
говорилось о том, что детям необходимо ощущать близость
родителей, связанную с ней защищенность, чувствовать, что
родители разделяют их переживания. Ребенок должен видеть,
что родители не разочарованы тем, как он переносит страдания,
боль, страх; что они уверены в его скором и полном выздоровлении,
или - если неизбежна инвалидизация (скажем, ампутация конечности)
- в том, что и в этом состоянии у ребёнка есть перспектива
привлекательной и достойной жизни.
Здесь нельзя не коснуться проблемы информированности ребёнка
о диагнозе. Существует две основных точки зрения на этот
счёт. Западная (в основном американская) традиция настаивает
на полной открытости врача перед пациентом, в том числе
и ребёнком. Российская до последнего времени придерживалась
большей скрытности, нежелания травмировать больного (а ребёнка
- особенно). Можно сформулировать и третью позицию, а именно:
возможность рассказать ребёнку об онкологическом диагнозе
зависит от состояния его родителя. Как здесь уже отмечалось,
врач может успокоить взволнованного родителя только в том
случае, если сам спокоен и уравновешен. То же относится
и к детско-родительской диаде: разгрузить испуганного ребёнка
от стресса может только чувство уверенности, исходящее от
родителя. Если же родитель сам находится в состоянии внутренней
паники, если он нервно и испуганно требует от ребёнка исправного
соблюдения протокола лечения и режима питания, то в такой
обстановке известить ребёнка о его диагнозе означает ввергнуть
его в состояние стресса, который редко бывает продуктивным.
Собственно говоря, детям необходимо чувство защищённости
в отношениях со всеми значимыми взрослыми (медперсоналом,
родственниками, друзьями). Но позиция родителей здесь не
просто наиболее важна - она качественно иначе влияет на
ситуацию. Дети, обеспеченные родительской поддержкой, оказываются
достаточно устойчивыми при столкновении с безучастной или
даже агрессивной позицией "внешних" взрослых -
скажем, медсестер. И наоборот - если родитель не ведет себя
сочувственно, то даже поддерживающие отношения "внешних"
взрослых, как правило, не спасают ребёнка от внутреннего
дискомфорта (хотя и облегчают его состояние).
До сих пор мы говорили о факторах, возникающих в ситуации
болезни. Но есть ряд других, которые развиваются раньше,
на протяжении всей жизни ребёнка, а в ситуации болезни обостряются
и начинают играть большую роль. В первую очередь речь идёт
о самопринятии ребёнка.
Под самопринятием правильно будет понимать вовсе не представления
детей о собственных возможностях или, наоборот, ограниченностях.
Самопринятие - это насколько дети считают себя виновными
в своих неудачах и неправльностях. Ребёнок с пониженным
самопринятием считает, что его проступки являются его виной
и подлежат наказанию в том или ином виде: порицанию, лишению
удовольствия и т.п. Ребёнок же с нормальным самопринятием
считает проступки и неправильности своей бедой, а не виной,
и ожидает в связи с этим сочувствия и помощи. Ребёнок с
низким (иначе говоря, условным) самопринятием считает самого
себя то хорошим, то плохим. Для ребёнка с нормальным самопринятием
хорошими и плохими бывают только поступки, но не он сам
(и не прочие люди).
В ситуации тяжелого заболевания указанная проблематика начинает
играть особенно важную роль. Детям, как и примитивным народностям,
свойственен так называемый "наивный анимизм",
то есть приписывание всем природным явлениям одушевлённой
обусловленности. Ничего не происходит "просто так".
Человек примитивного племени никогда не согласится с тем,
что сломал ногу случайно - это его покарали боги. Засуха
происходит от того, что небо прогневалось на племя.
Так и заболевание воспринимается детьми, как кара за совершенные
проступки и вообще за "недостойность".
Разумеется, это восприятие бессознательное, дети не станут
объяснять себе этого в таких выражениях. Но если пытаться
вербализовать их смутные представления, то они окажутся
именно таковы: болезнь свалилась на меня за что-то.
Существует почти экспериментальная возможность проверить
это соображение. Известно, что, когда высшие психические
функции ослабевают в силу неких негативных обстоятельств
- болезни, стресса, задачи повышенной сложности, - на поверхность
выступают архаичные, онтогенетически более древние формы.
Например, уставший или угнетённый человек начинает вслух
разговаривать сам с собой. Это проступает наружу проговаривание,
которое в детстве было способом планирования своих действий.
Позже оно перешло во внутренний план, а затем вообще стёрлось.
Подобным образом можно трактовать то наблюдение, что многие
взрослые, узнав о своей тяжелой болезни, совершенно отчетливо
формулируют: "За что мне это?"
Помимо того, что анимизм является универсальным свойством
примитивной психики (в частности, детской), представление
ребёнка о карательной природе заболевания питается еще
и повсеместно распространенными традициями воспитания.
С самого раннего возраста дети слышат "сам виноват"
по очень большому количеству поводов. "Упал в лужу?
Не смотришь под ноги!" Эта практика воспитания глубоко
укореняет в ребенке представление о том, что неприятности,
которые с ним по жизни случаются, являются закономерным
следствием его собственной неуспешности.
В клинических условиях приходится сталкиваться со следующим
феноменом. Оказывается, критичность родителей, чьи дети
проходят лечение от тяжелой болезни, не только не уменьшается
(чего естественно было бы ожидать), но, напротив, возрастает.
В этой ситуации родители с особенной требовательностью относятся
к тому, как ребенок ест, разговаривает с врачом, подчиняется
лечебным процедурам. Повышенная требовательность родителей
сказывается и в ситуациях, не связанных напрямую с лечением
- например, при прохождении психологического теста. У детей
развивается ощущение, что родители почти все время ими недовольны.
Возможно, это обострение родительской назидательности объясняется
вполне понятным родительским страхом за ребёнка. Но детям
от этого, к сожалению, не легче.
Для того, чтобы уменьшить стресогенное влияние на ребёнка
госпитализации и тяжёлого лечения, необходимо дать ему почувствовать
родительское безусловное принятие. То есть дети должны видеть,
что родители относятся к их негативным обстоятельствам и
поступкам не критически, не оценочно, а участливо. Вместо:
"Немедленно марш в постель! Сколько можно тебе повторять,
как это важно!", ребёнок должен был бы услышать: "Бедняга,
каково же тебе всё время лежать! Как я тебя понимаю, как
это противно".
Есть и такие традиционные черты отношения родителей к ребёнку,
которые, оставаясь неизменными в ситуации заболевания и
госпитализации, приобретают тем не менее особое "звучание"
- увы, негативное. Например, весьма распространенной является
проблема дефицита общения детей с отцами. Обычно это объясняется
тем, что "папа много работает, домой приходит поздно,
когда уже все спят". При этом мама ребёнка, рассказывая
об этой ситуации, сожалеет о ней, но не видит здесь какой-либо
серьезной проблемы.
Часто обнаруживается, что на самом деле папе просто трудно
бывает общаться со своим ребёнком. Папа не знает, о чем
говорить, и когда все же приходится общаться, начинает или
натужно острить, или предлагает вместе посмотреть фильм,
или сводит общение к формальному: "Ну, как дела в школе?
Хорошие отметки? Смотри у меня".
Подобное папино отношение весьма нагрузочно для ребёнка,
приводит к его большей или меньшей невротизации. Но вот
ребенок заболевает, его кладут в клинику. Папа регулярно
навещает его (ее), но ведь характер отношений не изменился
(и не мог измениться, раз у папы не было навыка неформального
общения). И теперь это вдвойне невротизирует больного малыша.
Итак, любое критическое или безучастное отношение взрослого
к личности ребёнка понижает его самооценку, невротизирует
его и в конечном итоге приводит к результатам, прямо противоположным
тем, которых добивались.
Как представляется, все эти соображения важно учитывать
и медицинским работникам. У них есть немалые возможности
вполне эффективно регулировать детско-родительские отношения
пациентов. Нередко, например, чья-то мама обращается к
врачу или медсестре: "Скажите моей дочке, чтобы не
капризничала и ела нормально!" На это можно ответить:
"Ты что же маму не слушаешь?", или: "Вот
будешь капризничать - не поправишься!" А можно, наоборот,
сказать: "Ну что вы, она вовсе не капризничает, у
нее просто аппетита нет".
|
