Пребывание в стационаре или на дому обреченного онкологического больного ребенка вольно или невольно предполагает определенную степень социально-психологической изоляции. В стационаре, например, умирающего помещают в отдельный бокс, так как его смерть не должна травмировать других детей. Вероятно, по этой же причине во многих случаях та же ситуация складывается и дома. Порой это оформляется под благовидным предлогом не повредить больному, лишний раз не расстраивать его своим здоровьем. Так или иначе, мы можем определенно фиксировать факт социально-психологической депривации.

      Причина во многом связана с так называемым мотивом правды о диагнозе и прогнозе. Очень часто мы переносим свои ''взрослые'' проблемы на детей и, если обман взрослых обреченных больных едва ли не пропагандируют, то о детях и говорить не приходится.

      Стереотип ''белой лжи'' обоснован понятиями милосердия, гуманности и т.д. Тем не менее на Западе принято говорить правду. Играет ли при этом роль преимущество религиозного мировоззрения, принятого государством, трудно сказать. Однако факт, что ложь остается ложью, как бы ее ни облагораживали, не подлежит сомнению.

      Что же, кроме наследия атеистического стереотипа мышления, заставляет нас лгать и как это отзывается на качестве жизни ребенка?

      Мы уже знаем, что в семье нередки психологические тупики, где сталкиваются интересы ребенка и родителей. В обоих случаях возникают негативные эмоциональные реакции. У детей возникает вопрос: ''За что?'', сопровождаемый депрессией и чувством обиды и зависти к здоровым. У взрослых развивается чувство вины. Они не могут ничем помочь своему ребенку, несмотря на отчаянные усилия. Нередко, вслед за смертью ребенка следует суицид активный или пассивный, когда стресс приводит к болезни и к гибели.

      Итак, проблемы депрессии у детей и родителей логически вытекают из самых, казалось бы, лучших намерений. В самом деле, можно безрассудно надеяться на чудо, оправдывая свое поведение, давать ложную надежду и ребенку, но болезнь существует, несмотря ни на какие надежды, и определяет качество и особенности жизни. И эти вопросы, касающиеся даже не смерти, а болезни - ''За что?'' или ''Почему?'' остаются в жизни маленького пациента.

      Нам хотелось бы, не ставя точек над ''и'', предложить для обсуждения свои взгляды.

      Во-первых, в зависимости от возраста ребенка и его осведомленности о смерти, имея в виду сформированность этого понятия в сознании, давать ту информацию, которая как-то соответствует действительности и, по крайней мере, не является заведомой ложью.

      Во-вторых, позиция человека, работающего с умирающим, должна быть духовной, если не сказать теистической.

      В-третьих, существует, помимо вербальной, трансситуационная информация, которая дает ориентацию более реальную не только детям, но и животным. Исходя из того, при общении с детьми следует делать акцент на родителях. Не их ли скрываемый страх перед болезнью и смертью индуцирует детей? То же самое можно сказать и о медицинских работниках и волонтерах, фактически о каждом, кто приходит к ребенку. Очищение сознания от мыслей, страхов и ожиданий смерти дает иные представления и ребенку, не давит на его психику, не индуцирует его.

      Старое выражение ''не так страшен черт, как его малюют'' вполне уместно и для понятия о смерти. Ведь в самом деле, мы все, пришедшие в этот мир, обречены уйти. Сытыми или голодными, не важно. Психология странника в этом мире у любого живущего не дает основания думать лишь об одной нашей земной родине. И смерть, и болезнь в этом случае не выступают как наказание или разрушение этого мира, который мы, по нашей дерзости, обозначили нашей собственностью.

      В свете этих рассуждений, существует ли такая большая разница между больным и здоровым, жизнью или смертью? Нуждаются ли здоровые в изоляции от больных? Необходима ли ложь при общении с кем бы то ни было, ребенок это или взрослый? Тем не менее, существуют определенные закономерности в развитии человеческого сознания, о которых подробно писал Эриксон. Детское сознание более отзывчиво на игровой компонент. В свете этой идеи, возможен и определенный подход к больному ребенку.

      Но, прежде всего, нужно определить направленность наших воздействий. Посылкой к этому будет простое рассуждение. Когда мы счастливы или позитивно настроены, мы редко задаем вопрос ''За что?'', ''Почему?'' Мы просто качественно живем настоящим. Вероятно, что и для ребенка проблема заполненности, качественности жизни более актуальна, чем перспектива умереть. Мой горький опыт с семилетним мальчиком, который просил рассказать ему сказку в смертный час и не давал мне уйти от него даже на минуту, хотя он понимал, что я хочу продлить ему жизнь - подтверждение этой мысли.

      Отсюда вытекают следующие направления действий.

      1. Не изоляция, а терапия присутствием! В первую очередь родителей, затем остальных.

      2. Отсутствие лжи, которая не удается близким ребенка и пугает его, поскольку страх родителей передается ему как по беспроволочному телефону.

      3. Ложь порождает изоляцию больного. Иллюстрацией к этому может послужить следующий диалог ребенка с родителями. ''Мне страшно думать, что когда я умру, меня отвезут на кладбище и зароют в землю'', - говорит ребенок. ''Почему ты этого боишься?''- ''Там я буду один и в темноте''. - ''Но там лежат твои бабушка и дедушка. У них такие красивые цветы. Там буду и я, и твой папа, и все твои друзья, но, главное, что все мы будем спать. Ведь ты не боишься темноты, когда ты засыпаешь?'' - ''Нет, не боюсь, и, если мы будем там все вместе, это хорошо''.

      Быть вместе, не это ли лежит в основе успокоения, утешения, смирения? Не любовь ли движет нашим сознанием? И в этом смысле все религии мира не есть ли одна великая психотерапия смерти?

      4. В ребенке, особенно маленьком, зачастую нет страха, пока его не научат этому взрослые.

      5. Проблема уходящего больного ребенка заключается прежде всего в заполненности радостью.

      6. Акцент работы с больными детьми лежит, прежде всего, на психотерапии его родителей и тех, кто с ними общается.

      7. Задача родителей и близких - пережить вместе с ребенком и свою смерть, но не потерять себя. Это дает шанс понять или почувствовать Бога.